Бэкон считал, что недавние путешествия и открытия «заложили материальный базис новой философии». Следовало также ожидать пользы от подъема механических искусств, питающихся, по его мнению, «живым духом». К тому же книгопечатание революционизировало коммуникацию, сделало возможным распространение открытий и мнений «подобно всполоху молнии». «Было бы только трагично, если бы это расширение человеческих горизонтов не затронуло философов и философию из-за ее приверженности к узким границам схоластического знания. Европа движется в новое состояние политического и религиозного умиротворения, создавая тем самым условия для размышления о могуществе и мудрости бога и совершенстве его творений. Время, похоже, обещает великое восстановление».
Уэбстер отмечает, что эта тенденция к разграничению досократической истинной и послесократической ложной философии характерна для ранних работ Бэкона: «В них также проводится различие между независимостью досократиков и связанностью их более влиятельных последователей. Первые устанавливали продуктивный и прагматический подход к природе, но их взгляды были подавлены более поздними греческими философами, которые насаждали свои ложные мнения, конструируя системы и организуя школы. Карикатуры Бэкона на древних завершались призывами к человеку стряхнуть античные путы и стать хозяином самого себя. Пределы интеллектуального мира не определены античностью — путешествия и открытия дают представление об удивительном богатстве возможностей, предоставляемых человеку Богом».
Бэкон постоянно подчеркивал связь между географическими открытиями и исследованиями «интеллектуального глобуса»: «Было бы позорно, если бы исследования и постижения широких пространств материального глобуса не сопровождались расширением границ интеллектуального глобуса, установленных незначительными открытиями древних. Оба эти предприятия — открытие новых земель и открытие новых наук — связаны друг с другом и предполагают друг друга… Не только разум, но и пророчество объединяет их».
Рубрика: Женский интерес