Более детализированное изображение этих контрастов дает, по Клаарену, следующую картину: «Бойль разделяет с Бельмонтом веру в божественные и человеческие цели познания. Он также уважает фокусировку Бельмонта на конкретных объектах познания и на проведении экспериментов. Вместе с тем Бойль не про-являет склонности к отрицанию Гельмонтом рационального мышления и в очень слабой степени разделяет его экзальтацию по поводу эмпирической непосредственности и внутренней уверенности — по поводу всего того, что предполагает схватывающую идентификацию познающего и познанного. Бойль отвергает именно эти отличительные черты эмпиризма Гельмонта, которые, в свою очередь, наиболее тесно связаны с его сенсуалисткой теологией. Для Бойля объекты познания были как дискретными, так и конкретными. Атомы не могли быть «поняты» (подобно семенам), но в базовых законосообразных комбинациях они допускали проверку предмета познания. Хотя он подчеркивал внимание к инструкциям конкретных вещей, как раз его постулат о дистанции между познающим и познанным вел его, в отличие от Гельмонта, к восхвалению неожиданного знания, которое могло приходить от конкретных феноменов. Облик или выявление эмпирической реальности были для Бойля значительно более важны, чем непосредственная осведомленность о скрытых истинах или абстракция формальных причин. Более того, задача формирования позитивных законов, как и гипотез, была отдельной частью этого предприятия. Короче, подход Бойля прорывал когерентный холизм спиритуализма, защищая вместо него относительную терпимость гипотез, постоянный баланс факта и теории, эксперимента и разума».
Рубрика: Женский интерес